Музыкальные истории о городищенцах

ДРУГ РАХМАНИНОВА

Как из рассыпанного жемчужного ожерелья находишь то тут, то там факты из биографий великих. Для нас они цены тем, что наши земляки дружили с ними.

Sakhnovsky происходил из богатой семьи и был известен как «бонвиван (он весил 260.lbs 118 кг), солидный, блестящий и богатый». Сахновский изучил скандирование со Степаном Василевичем Смоленским, которому Сергей Рахманинов посвятил свою Вечерню, хотя Сахновский позже повернулся к более «пышному» стилю хорового письма. В то время как студент Сахновский взял в своем восьмилетнем младшем сокурснике Рахманинове в течение трудной зимы, когда казалось, что он страдал от малярии. В будущем Sakhnovsky был активен больше как критик, чем композитор. Особенно печально известный были его нападения на музыку Александра Скрябина как «декадентские» от 1911-1914.

Очень часто около крупного композитора складывается круг единомышленников. Вспомните - мы говорим: пушкинское окружение, толстовское окружение. Быть может, Сергей Рахманинов в силу своего характера и не был такой центральной фигурой. Однако и возле него группировались молодые русские музыканты.Со студенческих лет близким другом Рахманинова был Юрий Сергеевич Сахновский. Они одновременно учились в Московской консерватории, у них были общие педагоги - Аренский, Танеев. (Кроме того, Сахновский занимался по композиции у М. Ипполитова-Иванова.) О связях Сахновского с Рахманиновым вспоминали многие современники. Так, композитор Р. М. Глиэр писал: „На одном из уроков по гармонии у Аренского я сидел на одной скамье с Юрием Сахновским. Помню, Аренский вошел в класс, быстро написал на доске задачу, и мы все углубились в свои тетради. У меня задача вскоре была выполнена и получила одобрение Аренского. У Сахновского оказалось много ошибок. После урока Сахновский обратился ко мне с неожиданным предложением: - Знаете что, я хочу, чтобы вы позанимались со мной по гармонии. Платить я вам не смогу, но у меня будет неплохо. У меня найдется для вас отдельная комната. Переезжайте ко мне. В те времена жил очень и очень скудно, что называется „копеечка в копеечку". Поэтому такое предложение оказалось весьма кстати. Не откладывая решения в долгий ящик, на следующий же день перебрался к Сахновскому.

Сахновский жил вместе с родителями в собственном доме. Этот деревянный особняк помещался за Тверской заставой, рядом с кондитерской фабрикой Сиу. Меня поселили в комнате, в которой незадолго до того жил Рахманинов - близкий приятель Сахновского. Рахманинов, который, как известно, в студенческие годы очень нуждался, очевидно, жил у Сахновского на тех же условиях, как и я.
Сахновский был на короткой ноге со многими московскими музыкантами и обладал обширным кругом знакомых. Мы с Сахновским много музицировали, играли в четыре руки, пели двухголосные сольфеджио, занимались по гармонии. У него была хорошая нотная библиотека, в том числе все оперы Вагнера. Сахновский обычно показывал Рахманинову все свои сочинения, с трепетом ожидая его приговора. Нужно сказать, что Сергей Васильевич, невзирая на свою дружбу с Сахновским, судил о его творчестве очень сурово и часто оставался недоволен показанным. Для окончания консерватории Сахновский сочинил кантату „Лесной царь". Кантата исполнялась в зале Благородного собрания. В этом сочинении привлекали широкие распевные темы, хорошая оркестровая звучность. Признаюсь, у меня тогда закралось подозрение - не Рахманинов ли ему помог в работе над этой кантатой".
Сахновский, молодой, крепкого сложения человек, не обнаруживал большого композиторского дарования, но был умным от природы, любил музыку страстно, знал и понимал ее и готов был наслаждаться ею без устали. Он был богатым человеком (пожалуй, единственный среди наших товарищей) и жил в своем доме с матерью за Тверской заставой.
Сахновский обладал оркестровыми партитурами опер Вагнера, которые он выписал из Германии. Иногда я приходил к нему с Бубеком и мы заставали там Рахманинова. Играли эти огромные фолианты и запивали пивом, которого у Сахновского были неисчерпаемые запасы. Собеседником он был живым и умным. Видно было, что Рахманинов его любил, и у него Рахманинову удалось изучить Вагнера досконально".

 Руки Рахманинова

Часто после музыкальных вечеров у Гольденвейзера Рахманинов, Сахновский и я выходили вместе и долго бродили по московским улицам, продолжая беседы, родившиеся под впечатлением прослушанной музыки. Поначалу Рахманинов ещё мог выступать. 17 октября в консерватории вместе с Иосифом Левиным он исполнил свою «Русскую рапсодию», ту, что сочинил в начале года. Но с недугом совладать не мог. Настанет день, он не поднимется с кровати, и Юрий Сахновский, другой приятель по консерватории, перевезёт Рахманинова к себе. В купеческом доме у Тверской Заставы больной лежал в забытьи. Доктор, вызванный Зилоти, поставил неутешительный диагноз: воспаление мозга. На вопрос — «выздоровеет ли?» — дать ответ затруднялся. И всё же на рукописи симфонической поэмы «Князь Ростислав» по мотивам стихотворения Алексея Толстого поставлена дата: «9–15 декабря 1891». Рядом — не менее важные слова: «Посвящает дорогому своему профессору Ант. Ст. Аренскому автор». Настолько ушёл в сочинение, что мешает малейший шорох? Но где же можно обрести в Первопрестольной столь тихое жилище?! Он поселился за Тверской Заставой, у Юрия Сахновского. К Сатиным заходил и за корреспонденцией, и просто навестить. У тёти что-то действительно мешало. Но об этом Рахманинов упорно молчит. Свой третий опус, «Пьесы-фантазии», закончил в середине декабря вне привычных стен. Увидев или услышав произведение один-два раза, Сергей Васильевич играл его так, будто старательно репетировал и приготовил для публики. Он давно мог бы зарабатывать концертами. Но привычнее жить уроками, отдавая свободное время сочинительству или «просто жизни»: провести вечер у Лодыженских, заглянуть к Гольденвейзеру, завалиться с кем-нибудь к Сахновскому, листать там партитуры Вагнера, потягивать пиво — его у приятеля всегда с избытком, — не без доброй усмешки наблюдать, как Юрка аппетитно поглощает еду, приходит в восхищение и от Вагнера, и от закуски.

Приятели знали эту слабую струнку Шаляпина. Раз он позвал после концерта приятелей - композитора Юрия Сахновского, Корещенко и Курова, который писал музыкальные рецензии в газетах, - поужинать в «Метрополь» в Москве.
Шаляпин сам заказал ужин. Подали холодное мясо и водку. Тут Сахновский сказал:
- Я мяса не ем, а закуски нет.
Позвал полового и приказал:
- Расстегаи с осетриной и икры.
Шаляпин помрачнел. Когда расстегаи были съедены, Сахновский сказал:
- Федор, Корещенко скажет тебе слово. Мне самому неудобно - ты пел мой романс.
Корещенко поднял рюмку.
- Что ты, с ума сошел! - воскликнул Сахновский. - Надо шампанского! Шаляпин поморщился и велел подать бутылку шампанского. Вино разлили по бокалам, но всем не хватило.
Когда Корещенко начал свою речь, Сахновский знаком подозвал полового и что-то шепнул ему. Через несколько мгновений половой принес на подносе шесть бутылок шампанского и стал методически откупоривать. Шаляпин перестал слушать Корещенко и с беспокойством поглядел на бутылки.
- В чем дело?
- Не беспокойся, Федя, куда ты все торопишься? Не допил я... Не беспокойся. Хорошо посидится - еще выпьем.
- Но я не могу сидеть, я устал, - сказал с раздражением Федор Иванович. - Ты ведь концерта не пел.
- А ты выпей и отдохни, - невозмутимо продолжал Сахновский. - Не допил я!.. Куда торопиться?..
Шаляпин с каждым словом все более хмурился.
- А о вине не беспокойся, Федя, - все тем же невозмутимым голосом пел Сахновский. - За вино я заплачу.
- Не в этом дело! - вспылил Шаляпин. - Припишите там в мой счет. Устал я!
И уехал домой мрачный.

Ярый приверженец был у Сергея Васильевича — давний его товарищ Юрий Сахновский. Но восторги в адрес Рахманинова он не мог поддержать ни яркостью стиля, ни глубиной суждения. Слабость Сахновского-критика сказывалась и в том, что вслед за неумеренным нахваливанием он вдруг тут же торопится защитить своего кумира от упрёков в подражательности: «По существу, творчество С. В. Рахманинова никоим образом нельзя счесть, как только принадлежащее эпигону Чайковского. Подобную ерунду может сказать только человек близорукий в искусстве от природы и вдобавок ослеплённый эксцессами гармоний новейших перистальтиков и эпилептиков в области „беспозвоночной музыки“». В кого метил Сахновский из «ослеплённых» — Шлёцера или Каратыгина, — не так уж важно. Главный «перистальтик» и «эпилептик» в его представлении — Александр Николаевич Скрябин. Любой критик может ошибаться. Беда не в том, что Сахновский не принимал Скрябина, что его наскоки на композитора — при всём их однообразии — становились год от году всё яростнее и непримеримее. Но он не обладал ни заметным критическим талантом, ни ярким стилем, проигрывая тому же Каратыгину. И потому вдумчивый, уравновешенный, «старорежимный» Кашкин сделал для понимания музыки Рахманинова куда больше, нежели её неугомонный приверженец. Критики, кроме Юрия, способного только хвалить и хвалить своего приятеля, говорили разное.

Конец 1891 года — болезнь принимает серьёзную форму, и товарищ по консерватории Сахновский перевозит Рахманинова к себе домой, чтобы организовать уход за больным. Приглашённый А. И. Зилоти врач поставил диагноз «воспаление мозга».

Довольно известный критик Сахновский, вставший на защиту реализма в целом и музыки Рахманинова в частности, модернизм именовал «осло-хвосто-эго-кубо-буйно-футуризмом», добавляя при этом, что данное направление, вернее, его представители, стремятся, «ничего достойного взамен не давая, забросать комьями грязи собственной, самомнимой бездарности Баха и Бетховена, Праксителя и Фидия, Рафаэля и Тициана».

Рахманинов-американец — почтенный семьянин, пуританин, бесконечно далекий от юношеских пьянок с Сахновским, Мефистофелем своей рано завершившейся молодости. В зрелом возрасте он был чужд богеме. Немалая доля вины в неверии Рахманинова ложилась на его друзей и сторонников вроде Юрия Сахновского, оказывавших композитору нередко медвежьи услуги. Не Сахновский ли в своих музыкальных фельетонах объявил Рахманинова «певцом ужаса и трагизма»!

Учеба в Консерватории подошла к концу и для завершения ее, Сахновский сочинил кантату (балладу) для голосов соло, хора и оркестра «Лесной царь», на текст Гете в переводе В.А. Жуковского. Произведение было исполнено в зале Благородного собрания, хорошо принято, и Сахновский окончил консерваторию по классу композиции М.М. Ипполитова-Иванова с большой серебряной медалью. Это было в 1899 году. С 1901 года Сахновский активно занимался музыкально-критической деятельностью. Его статьи печатались в газетах «Курьер», «Русские ведомости» и во многих других. Исключительно содержательные статьи, посвященные произведениям Скрябина, Римского–Корсакова и Рахманинова свидетельствуют о тонком художественном вкусе и литературном таланте Сахновского. С 1906 года Сахновский член дирекции Московского отделения РМО. Он часто выступает в качестве дирижера в симфонических собраниях РМО с исполнением собственных произведений. Много внимания композитор уделяет работе с церковными хорами. После октябрьского переворота, Сахновский работал в концертном политотделе Музыкального отдела Наркомпроса РСФСР. Написал много вокально-хоровых произведений на темы советской действительности. Успехом пользовалась оперетта Сахновского «Людовик … надцатый». Но не только. Романс «Кузнец» на слова С.Г. Скитальца и хор «Ковыль» на стихи И.А. Бунина часто исполнялись в первые годы после переворота. Романс «Утро» (Янов). Посв. Ю. С. Сахновскому «Я был у ней» (Кольцов). Посв. Ю. С. Сахновскому За исполнения цикла романсов С. Рахманинова, в который входили эти два романса Ирина Ахипова в 1973г. была удостоена премии `Золотой Орфей` Французской академии лирической грамзаписи.

«Мы» в тексте кантаты ‒ это друзья Рахманинова, профессора и преподаватели Московской консерватории – Александр Федорович Гедике, Никита Семенович Морозов, Фёдор Фёдорович Кёнеман, Юрий Сергеевич Сахновский, Рейнгольд Морицевич Глиэр и другие – всего 19 человек. Они не только пользовались случаем передать привет композитору, но горячо благодарили его за помощь в голодные 1920-е годы. Известно, что композитор четверть своих немалых доходов от концертов тратил на помощь бедствующим в России музыкантам, друзьям, знакомым или вовсе незнакомым людям. Никита Морозов вспоминал, что как-то услышал в банке: «Пол-Москвы получает от Рахманинова».

Предтеча местного театра

На заре нашего театра

На графских записках…

Варино. Проблемы изучения

В поле зрения имение попало в процессе над подготовкой к изданию знаменитых писем Волковой к Ланской. В состав имения входили две деревни Лукино (иначе –Лукино-Варино) и Леониха. В XVIII веке сѐлами владели Измайловы, потом - князья Одоевские. Здесь Измайлов построил большой деревянный усадебный дом, разбил парк с несколькими прудами. По сохранившемуся преданию, на рытье котлованов под пруды и посадку деревьев генерал использовал пленных турок, многие из них здесь и умирали. Для их захоронения было создано мусульманское кладбище на окраине села Городищи??? Как выяснили местные краеведы, церковные исповедальные ведомости соседнего села Анискино за 1808 год, где зафиксировано, что деревня Лукино принадлежит Варваре Ивановне Одоевской. Деревни были очень маленькими. Согласно карте «Москва и окрестности» По состоянию на 1848 год в одной из деревень - Леонихи насчитывалось всего 8 домов. Там проживало чуть больше 40 жителей обоего пола. Один из потомков знаменитого екатерининского фаворита Ланского в 1811 году женился на своей дальней родственнице В.И. Ланской и получил в приданное деревушку Лукино. Здесь он решил построить свою подмосковную резиденцию. Сохранился сильно перестроенный в начале XX века дом. О его происхождении существует две гипотезы: по сведениям путеводителей он является усадебным домом???, а по словам местного краеведа М.М. является всего лишь зимней дачей Ланских. Также известно описание, имеющееся в «Воспоминаниях» М.Д. Бутурлина. «Варвара Ивановна Ланская, проезжая через Москву в своѐ прекрасное имение, с. Варино на р. Клязьме, взяла с меня слово посещать еѐ там, но как ни приятно было мне находиться в кругу этого семейства, столько ко мне всегда дружественного, однако более двух раз я не мог быть в Варино, так как оно отстояло с лишком в 30 верстах от Москвы. В эти и позднейшие мои посещения Варьина назначалась для меня комната во втором этаже, бывшая (как предполагаю) когда-то кабинетом Сергея Степановича, потому что, стены там были обвешаны гравюрами и разными эмблемами относящимся к Обществу Вольных Каменщиков, иначе масонству, во время модного разгара коего в первом десятилетии настоящего века Сергей Степанович был мастером в одной из Петербургских лож. В этих мистических изображениях усматривался крест, обставленный вещественными принадлежностями этого тайного общества, и какие-то аллегорические символы, меж коими традиционный молот и фартук играли, конечно, видную роль, и всѐ это сопровождалось цитатами из Священного Писания, меланхолическими размышлениями и нравоучительными изречениями» М.Д. Бутурлин упоминает о достопримечательностях располагавшихся на территории: «По части садоводства помню, между прочим, в Варине нечто вроде маленького поля, усыпанного великолепными розами.

Там же в саду была вещь, которую я нигде ни прежде, ни после не видал: это был воздушный театр, составленный весь из растительных элементов. Возвышенность сцены была из наносного дѐрна, утрамбованная с покатом, как следует, вниз и покрытая ковровым газоном, а боковые кулисы и задний фон из стриженных акаций, и вся сцена суживалась, постепенно, уходя к фону, образуемому из гладкостриженных шпалер и составлявшему как бы зелѐную стену их тех же растений. Театр этот был устроен во время малолетства детей Ланских». Как дальше пишет автор дом в Варино был украшен живописными работами Варвары Ивановны: «Об артистическом еѐ настроении остаются по сию пору живые памятники на стенах большой залы в Варине, увешанной огромного размера копиями маслеными красками, акварелью, тушью и, кажется, пастелью (сухими красками) рафаэлевских мадонн и других известных древнего художества картин».
В «Записках» встречается рассказ об отмечании свадьбы дочери Ланских и барона Павла Александровича Вревского. Родители долго не давали согласия на замужество дочери. Они четыре года испытывали терпение молодых. И только в июле 1844 года произошло венчание. «Счастливую молодую чету обвенчали утром в сельской церкви, а после свадебного стола мы сыграли две пьесы: одну французскую, а другую русскую, сюжет коей был взят из помещичьего быта и применѐн к настоящему случаю одним домашним драматистом, бывшим учителем русского языка у Ланских», в альбоме имеются три автографа подписанные Пушкин. Два стихотворения представляются копиями стихотворений поэта выполненными рукой неизвестного автора, а относительно автографа «Стансы» можно предположить, что он был выполнен самим поэтом.

1 Записки графа М.Д. Бутурлина. Т. 1. М., 2006. С.601. Ук. Соч. С.603.
3 Ук. Соч. С.602. 4 Записки графа М.Д. Бутурлина. Т. 2. М., 2006. С.46.

 

 

Беспамятливые!!!

Кто-то может остановить уничтожение творчества русского художника-монументалиста Бориса Петровича Чернышева (1906-1969)?! Строительная компания собирается уничтожить работы художника - это декоративные и сюжетные композиции, выполненные в технике мозаики и фрески на фасадах кинотеатра "Первомайский" и прилегающем пространстве уличного кафе. Собираются на этом месте построить еще один торгово-развлекательный центр! Часть композиций уже утрачены..По свидетельству его дочери М.Б. Чернышевой: наш Б.П. известен тем, что, обладая «древнерусской» внешностью, в начале 1950-х позировал своим друзьям по Вхутеину, скульпторам Н. Штамму и Г. Антропову для памятника Юрию Долгорукому, что напротив Моссовета. Это подтверждают чернышевские ученики, но не более того.

«Теперь о нем нам будет напоминать не только Смоленская высотка." Яркая внешность и незаурядная личность художника привлекала внимание к нему коллег по профессии. Интересно, что, когда москвичи смотрят на памятник Юрию Долгорукому, они находят в нём черты Бориса Петровича Чернышёва - в годы создания памятника ему не раз приходилось позировать своим друзьям-скульпторам.

Довелось ему позировать и для одного или двух персонажей Донской и воин с копьем) известного полотна Александра Бубнова «На поле Куликовом» в ГТГ. Ему москвичи могут поклониться, глядя на первое в Москве высотное здание на Смоленской площади, в конце 1940х – нач.1950х художник работал в творческом коллективе академика В. Гельфрейха архитектором-скульптором, а затем в группе академика Л. Руднева над проектом Дворца культуры и науки в Варшаве. Или глядя на плафон на станции метро «Комсомольская — кольцевая», где он «прямым набором» выполнил мозаику «Кутузов» (1954).

Так что отнесем этот факт с князем в область легенд и Сверловки тоже. Дочь писала: Отец ушёл из жизни 25 января 1969 года, мама – 10 марта 1989. Они похоронены на родине Бориса Чернышёва, сельском кладбище посёлка Свердловский (с. Городищи) рядом с могилами Отца и Матери, сестёр – Александры и Лидии, и брата Владимира с его семьёй. Посмотрите их, так называемые могилы, которых практически нет, и это уже не легенда, а наша беспамятливость.

 

Чтобы не было так грустно…

По легенде, осматривая модель памятника, Сталин изрек: «А почему у Вас Юрий Долгорукий въезжает в Москву на кобыле? Сделайте ему коня, это подчеркнет мужественность князя». Лошади приделали соответствующую деталь.
Правда, эту легенду специалисты опровергают, говоря, что если любой мало-мальски разбирающийся в лошадях скульптор изначально лепит либо кобылу, либо коня, т.к. они отличаются не только одной видимой деталью, но и самой фигурой: крупом, грудной клеткой и т.п. У Юрия Долгорукого здесь конь по всем параметрам. Еще одна легенда связана с Хрущевым. Говорят, Никита Сергеевич не любил этот памятник и даже как-то проезжая по Тверской выразил неудовольствие по поводу размеров «достоинства» коня. Дескать, тут дети гуляют и смотрят на такой срам. «Достоинство» коня укоротили и сделали более скромным. Но на этом Хрущев не успокоился, а подписал указ о демонтаже этого памятника, переносе его в сквер Новодевичьего монастыря и восстановлению снесенного в 1941 г. Обелиска Свободы к 7 ноября 1964 г. Однако вместо памятника в октябре 1964 г. сняли самого Хрущева, а новые власти было не до переноса памятника. Так он и остался на Тверской.

Хрущ в дурном расположении духа обратил внимание на то, что гениталии у жеребца изваяны довольно крупными и чересчур натуралистичными. Раскипятившись, Хрущёв приказал немедленно исправить безобразие. На следующий день бронзового коня под Юрием Долгоруким «оскопили». Москвичи на это сразу же отреагировали шуткой: «при царях Скобелев скакал на жеребце, а при Советской власти Долгорукий — на мерине».

Поскольку никто точно не знал, как выглядел Юрий Долгорукий, то слепили такого сказочного богатыря с шлемом-шишаком с бармицей (свисающая кольчуга) на голове, древнерусском доспехе и байданами на торсе. По этому поводу ходила шутка, что вовремя открытия памятника 6 сентября 1952 г. после снятия покрывала кто-то не удержался и так и выкрикнул: «Ну, до чего ж похож!» По другой легенде фраза была прямо противоположна: «Не похож» Археологи утверждают, что на самом деле Долгорукий выглядел совсем не так, а был низок и толстоват. А прозвище Долгорукий получил не потому, что все время руки тянул на киевский престол, чего и добился, а потому, что у него чисто физически были непропорциональной длины руки.

И еще одна история

Творческий путь художника охватил пять десятилетий ХХ века — с 1920-х по 1960-е. Жить и творить ему довелось в трудную эпоху. Может быть, благодаря этому и сложилась его абсолютно неординарная личность и бескомпромиссная творческая позиция. Рисовать и писать он начал раньше, чем научился говорить, с раннего детства его мечтой было стать художником. В 1927-30 учился во Вхутемасе, у Л. Бруни и В. Фаворского, Н. Удальцовой и П. Кузнецова, А. Куприна и Н.М. Чернышёва (однофамильца). В 1930-31 учился и окончил Академию художеств в Ленинграде у К.Петрова-Водкина и О. Киплика, вышел из вуза как художник монументальной живописи.
Он был очень простым, тихим, скромным и «натуральным» во всём, ему абсолютно не присуща была какая-то фальшь, поза или манера. Денег не было, и ходил, в чём бог послал, только быть прикрытым. Стриг шевелюру только, когда жена решительно брала в руки ножницы. Бриться не любил, носил бороду. Вставал очень рано, по-крестьянски, с рассветом, зимой в 6 утра, а летом – в 5, и тут же уходил – на этюды, или в свои подвалы и бомбоубежища, служившие мастерскими. Осенью 1963 года она появилась, наконец, большая комната-мастерская на первом этаже, недалеко от ГУМа.
В быту был абсолютно не требователен к комфорту или качеству еды. Мы до 1967 года жили в одной небольшой комнате в коммунальной квартире (Волхонка, д.5/6, кв.26) в крайне стеснённых условиях. Отец спал на сундуке, в углу за моим роялем. Курил папиросы «Прибой» и пил очень крепкий чай. Крепких напитков почти не употреблял; если приходилось выпить сто граммов водки, через 5 минут уже крепко спал.
Он более всего ценил и оберегал свою творческую свободу, и всегда был очень тактичен и внимателен по отношению к окружавшим его молодым художникам. Делал мозаики из обычного камня, из больших булыжников, которые собирал у себя под ногами в старую хозяйственную сумку, с которой не расставался. Поскольку бетонную основу для мозаик и штукатурку для фресок делал сам, а перчаток не признавал, его кожа на пальцах была всегда потрескавшаяся и болела.
Одна из прекраснейших сторон его творческого наследия – живопись. Очень много писал. «Чернышёв? Который по газете?» Да, он писал по газете, кальке, папиросной бумаге, обоях, любил грубую обёрточную бумагу, крафт. Писал темперой с акварелью, растёртыми в порошок натуральными глинами; по фактуре основы и технике живописи это очень близко к фреске, так писали её ещё Дионисий, Рублёв, итальянцы Возрождения. Писал ala prima (за один приём), быстро, пока не высыхала намоченная бумага или кусок штукатурки.
«А всё-таки он — скульптор, от Бога» — говорят другие. Да, и скульптурой он занимался всю жизнь, в раннем детстве хотел стать и профессиональным скульптором. Сам он считал себя художником монументальной живописи. Художники Москвы считали его своей совестью. Он был преданным комсомольцем, беззаветно строившим «новый мир» в Старом Кряжиме Пензенского уезда. Его семья перебралась сюда в 1918 году, спасаясь от голода. Здесь он ликвидировал неграмотность, заведовал школой 1 ступени, библиотекой, посадил вишнёвый сад, был культпросветорганизатором, работал в коммуне в сельском хозяйстве. И вот, здесь его исключили из комсомола в 1927 году, за поступление во Вхутеин без рекомендации местной ячейки!! Он очень тяжело это переживал тогда, но выбрал искусство. Когда началась война, он, окончивший Академию художеств отец двоих детей, пошёл на призывный пункт 22 июня 1941 и через месяц, «со второго раза» всё-таки был призван в действующую армию.
Он не раз проявил на фронте настоящий героизм, был награждён орденом Славы 3 степени и несколькими медалями. Он мог от любого из своих соратников получить самую искреннюю рекомендацию в партию, но так и не вступил в неё, говоря о себе — «я не гибкий», хотя ему не раз предлагали, тогда и потом. Его и в Союз художников «вступили» почти силой.

Ему москвичи могут поклониться, глядя на первое в Москве высотное здание на Смоленской площади, в конце 1940х – нач.1950х художник работал в творческом коллективе академика В. Гельфрейха архитектором-скульптором, а затем в группе академика Л. Руднева над проектом Дворца культуры и науки в Варшаве. Или глядя на плафон на станции метро «Комсомольская — кольцевая», где он «прямым набором» выполнил мозаику «Кутузов» (1954). Сходить к нему в гости можно и в кинотеатры «Волга» в Бескудникове (фойе, 1967-68) или в «Первомайский» в Измаилове (1968). Жители Ленинградского проспекта тоже могут полюбоваться его мозаиками (1961-64г.). А люди, идущие по улице Фадеева, увидят роспись «Игры детей» (1941), выполненную в технике сграффито (род фрески) на одном из домов вблизи Оружейного переулка.

Борис Чернышёв жизнь прожил в Москве, (кроме 1918-1927 годов), вместе со своей преданной женой, однокурсницей Наталией Петровной Ефименко (1908-1989). Они учились во Вхутеине, она — на графическом факультете, закончила вуз как полиграфист. Нас, детей, трое: Макс (1932-2009), который по окончании МАРХИ стал архитектором-реставратором древнерусской архитектуры; Наталия (1938) — по окончании МГУ химик-органик, канд. хим. наук; и Мария (1945), по окончании МГК музыкант.
Отец ушёл из жизни 25 января 1969 года, мама – 10 марта 1989. Они похоронены на родине Бориса Чернышёва, сельском кладбище посёлка Свердловский (с. Городищи) Щёлковского р-на Московской области, рядом с могилами Отца и Матери, сестёр – Александры и Лидии, и брата Владимира с его семьёй.
© М.Б. Чернышёва"

 

Сопричастность